Брат Проводок сидел неподвижно, заклинившись между стеной и реализатором, двигались только его глаза и указательный палец. Время от времени палец быстро ударял по клавише на пульте, а зрачки, серо-голубые, как родное ирландское небо, косили к открытой двери toldilli, небольшой будки на корме, где он притаился. Видимость была слабой.
Снаружи он видел мрак и фонари у релинга, о который опирались двое
моряков, а за ними качались яркие огни и темные контуры "Ниньи" и "Пинти".
Еще дальше тянулся до самого горизонта Атлантический океан, окрашенный
кровавой восходящей Луной.
Над тонзурой монаха висела одинокая лампа с угольным электродом,
освещая его лицо, одутловатое и сосредоточенное.
В тот вечер эфир трещал и свистел, но наушники, прижатые к ушам
монаха, продолжали передавать точки и тире, посылаемые оператором из
Лас-Пальмас на Гран Канариа.
Ззззз! Значит, хереса у вас уже нет... Поп!.. Плохо... Щелк!.. Ты,
старая винная бочка... Зззз... Да прости вам Господь ваши грехи...
Масса сплетен, сообщений и так далее... Свист!.. склоните уши, а не
затылки, неверные... Говорят, турки собирают... Щелк!.. войска для похода
на Австрию. Ходят слухи, что летающие сосиски, которые видели над
столицами христианского мира, турецкого происхождения. Говорят, их
сконструировал ренегат-роджерианец, принявший магометанство... А я скажу...
зззз... на это. Никто из нас так не поступил бы. Это ложь,
распространяемая нашими врагами ради нашей дискредитации. Но многие верят...
Как по-твоему, далеко ли сейчас Адмирал от Чипанга?
Срочно! Савонарола проклял сегодня папу, флорентийских богачей,
греческое искусство и литературу, а также эксперименты учеников святого
Роджера Бэкона... Зззз!.. У этого человека возвышенные цели, но он
безрассуден и опасен... Я предсказываю, что он кончит на костре, на
который отправляет нас...
Поп!.. Умрешь со смеху... Два ирландских наемника, Пэт и Майк, шли по
улице Гранады, когда некая прекрасная сарацинка перегнулась с балкона и
вылила на них ведро, полное... свист!.. а Пэт взглянул вверх и... Щелк!..
Хорошо, правда? Брат Жуан рассказал это прошлой ночью...
P.V... P.V... Дошло до тебя?.. P.V... P.V... Да, я знаю, что это
опасно, но нас никто не подслушивает... Зззз... По крайней мере я так
думаю...
В общем, эфир прогибался и шел волнами от их депеш. Вскоре Брат
Проводок отстучал то самое P.V., которое закончило их разговор - "Pax
vobiscum" ["Мир вам" (лат.)], потом вытащил вилку, соединявшую наушники с
аппаратом, снял их с ушей и, как требовал устав, поместил над висками.
На полусогнутых он выбрался из toldilli, болезненно задев при этом
животом торчащую доску, и подошел к релингу. Там де Сальседо и де Торрес
разговаривали вполголоса. Большая лампа освещала рыжеватые волосы пажа и
буйную черную бороду переводчика. Розовое сияние шло от гладко выбритых
щек монаха и светло-пурпурной роджерианской рясы. Капюшон, откинутый на
спину, служил сумкой для писчей бумаги, пера, чернильницы, книги шифров,
небольших ключей и отверток, логарифмической линейки и пособия ангельских
правил.
- Ну, старичок, - фамильярно окликнул его молодой де Сальседо, - что
услышал из Лас-Пальмас?
- Сейчас ничего. Слишком большие помехи. Из-за этого, - он указал на
Луну над горизонтом. - Что за шар! Большой и красный, как мой почтенный
нос!
Оба моряка рассмеялись, а де Сальседо добавил:
- Но он на протяжении ночи становится все меньше и бледнее, отец, а
твой носище, наоборот, будет все больше и ярче, обратно пропорционально
квадрату его расстояния от стакана...
Он замолчал и улыбнулся, поскольку монах резко опустил нос, как
морская свинья, ныряющая в море, снова поднял, как то же животное,
выскакивающее из воды, и вновь погрузил его в густое дыхание моряков. Нос
в нос он смотрел на их лица, и, казалось, его моргающие глазки искрят не
хуже реализатора, стоящего в toldilli.
И снова он, как морская свинья, нюхнул несколько раз и довольно
громко. Потом, довольный тем, что обнаружил в их дыхании, подмигнул.
Впрочем, он не сразу заговорил о своих открытиях, предпочитая дойти до
сути окольными путями.
- Этот Отец Проводок из Гран Канариа, - начал он, - интересная
личность. Развлекает меня всевозможными философскими рассуждениями, как
имеющими смысл, так и фантастическими. Например, сегодня вечером, за
минуту до того, как нас разъединило вот это, - он указал на большой,
налившийся кровью глаз на небе, - он решал проблему, как сам ее назвал,
миров с параллельными временными траекториями, или концепцию Дисфагия из
Готама. Придумал он, что могут существовать иные миры, в одновременных, но
не стыкующихся Космосах. При этом Господь, имеющий безграничный творческий
талант и возможности, другими словами, Мастер Алхимии, создал - возможно,
даже был вынужден создать - множество континуумов, в которых происходит
любое вероятное событие.
- Да? - буркнул де Сальседо.
- Именно так. Королева Изабелла могла отвергнуть планы Колумба, и он
никогда не пытался бы добраться до Индии через Атлантику. И мы не торчали
бы здесь, все дальше уходя в океан на наших трех скорлупках, не было бы
никаких сражений между нами и Канарскими островами, а Отец Проводок из
Лас-Пальмас и я на "Санта-Марии" не вели бы увлекательных разговоров в
эфире.

Или, скажем, Церковь преследовала бы Роджера Бэкона, вместо того
чтобы поддерживать. Не возник бы Орден, чьи изобретения оказались такими
важными для обеспечения монополии Церкви и ее духовного руководства в
области алхимии - деле некогда языческом и дьявольском.
Де Торрес открыл рот, но монах остановил его великолепным властным
жестом и продолжал:
- Или же, что, возможно, еще более абсурдно, - рассуждал он о мирах с
разными физическими законами. - Один случай показался мне особенно
забавным. Вы, наверное, не знаете, что Анджело Анджели доказал, бросая
предметы с Падающей Башни в Пизе, что разные тела падают с разными
ускорениями. Мой очаровательный коллега с Гран Канариа пишет сатирическое
произведение, действие которого разворачивается в мире, где Аристотель -
лжец, а все предметы падают с одинаковым ускорением, независимо от
размеров. Глупости, конечно, но помогает коротать время. Мы просто
забиваем эфир нашими маленькими ангелочками.
- Я не хотел бы совать нос в тайны вашего святого и таинственного
ордена, Брат Проводок, - сказал де Сальседо, - однако меня интригуют эти
ангелочки, которых реализует твоя машина. Не будет грехом, если я осмелюсь
спросить о них?
Рев монаха перешел в воркование голубя.
- Позвольте вам это проиллюстрировать, парни. Если бы вы спрятали у
себя бутылку, скажем, исключительно благородного хереса и не поделились с
жаждущим старым человеком, это был бы грех. Грех недосмотра. Однако если
этой высохшей, измученной путешествием, благочестивой, покорной и дряхлой
душе вы предложите долгий, целительный и возбуждающий глоток этого
живительного напитка, этой дочери виноградных ягод, я от всего сердца
помолюсь за вас и за ваш акт милосердия. К тому же я буду так доволен, что
могу рассказать вам кое-что о нашем реализаторе. Конечно, не столько,
чтобы это вам повредило, но достаточно, чтобы вы зауважали разум и
святость нашего Ордена.
Де Сальседо понимающе улыбнулся и подал монаху бутылку, которую
держал под курткой. Когда брат опрокинул ее, а буль-буль-буль исчезающего
хереса стало громче, моряки многозначительно переглянулись. Ничего
удивительного, что монах, считавшийся авторитетом в области тайн алхимии,
был все-таки отправлен в это несуразное путешествие черт знает куда.
Церковь рассчитала, что если Брат Проводок выживет, то очень хорошо. Если
же не выживет, то не будет больше грешить.
Монах вытер губы рукавом, громко икнул и сказал:
- Спасибо, парни. Спасибо от всего сердца, так глубоко запрятанного в
этом жире. Спасибо от старого ирландца, высохшего, как копыто верблюда и
почти задохнувшегося пылью абстиненции. Вы спасли мне жизнь.
- Благодари лучше свой волшебный нос, - ответил де Сальседо. - А
теперь, когда ты себя смазал, может, расскажешь, что знаешь о своей
машине?
Брату Проводку потребовалось на это пятнадцать минут. Когда это время
миновало, слушатели задали несколько разрешенных им вопросов.
- ...и говоришь, что передаешь на частоте 1800 к.с.? - спросил паж. -
Что это такое - "к.с."?
- "К" - это сокращение французского "кило", от греческого слова,
означающего тысячу. А "с" - от древнееврейского "cherubim", "маленькие
ангелы". Ангел - это от греческого "angelos", что означает посланец. Мы
полагаем, что эфир густо заполнен этими херувимами, маленькими посланцами.
Поэтому когда мы, Братья Проводки, нажимаем ключ в нашей машине, мы можем
реализовать некоторую часть из неисчислимого количества "посланцев",
ждущих только призыва к работе.
Таким образом, 1800 к.с. означает, что в данный момент времени
миллион восемьсот тысяч херувимов строятся и мчатся в эфире, причем нос
одного касается крыльев другого. У каждого из этих созданий одинаковый
размах крыльев, так что если нарисовать контур всего сборища, невозможно
будет отличить одного херувима от другого.
- Голова идет кругом! - сказал молодой де Сальседо. - Гениальная
идея! Подумать только, что антенна твоего реализатора имеет такую длину,
чтобы для нейтрализации плохих херувимов требовалось одинаковое, заранее
определенное количество хороших. И ты, Брат Проводок, поднимая и опуская
ключ, создаешь невидимые ряды ангелов, окрыленных посланцев, мчащихся в
эфире, и таким образом можешь связываться на больших расстояниях со своими
братьями по Ордену.
- Господь милосердный! - воскликнул де Торрес.
То было не упоминание Господа всуе, а возглас восхищения. Де Торрес
вдруг вытаращил глаза, осознав, что человек не одинок, что по обе стороны
от него, громоздясь за каждым углом, стоят небесные сонмы. Черные и белые,
они создают вечную шахматную доску в якобы пустом космосе. Черные - те,
что "против", белые - те, что "за". Божественная рука держит их в
равновесии и отдает во владение человеку, наравне с птицами в воздухе и
рыбами в море.
Однако де Торрес, хоть и видел такое, что многих могло бы сделать
святыми, только спросил:
- А ты мог бы сказать, сколько ангелов поместится на острие иглы?
Де Торресу явно не дождаться нимба. Скорее ему суждено - если
доживет! - накрывать голову беретом академика.
- Я тебе скажу, - фыркнул де Сальседо. - Говоря философски, на острие
иглы можно поместить сколько угодно ангелов. Если же быть точным -
столько, на сколько хватит места. И хватит, меня интересуют факты, а не
фантазии. Скажи мне, как восход Луны может помешать приему херувимов,
отправленных Проводком из Лас-Пальмаса?
- Клянусь Цезарем, откуда мне знать? Разве я всезнайка? О нет, я
простой монах! Одно я могу сказать тебе: прошлым вечером она поднялась над
горизонтом, как кровавый желвак, и мне пришлось прервать отправку своих
малых посланцев как короткими, так и длинными колоннами. Станция на Гран
Канариа была совершенно парализована, и мы оба прекратили передачу. То же
произошло сегодня вечером.
- Луна посылает какие-то сообщения? - спросил де Торрес.
- Посылает, но я не могу их прочесть.
- Матерь Божья!
- А может, на Луне есть люди и они передают? - предположил де
Сальседо.
Брат Проводок насмешливо фыркнул. Хотя ноздри его были огромные,
презрение тоже достигало немалого калибра. Артиллерия его насмешек могла
утихомирить любого, не обладающего гигантской силой духа.
- Возможно, - тихо сказал де Торрес, - если, как мне говорили, звезды
являются окнами в небе, то главные ангелы, те, что больше, гм... реализуют
тех, что меньше? И делают это лишь после восхода Луны. Может, следует
трактовать сие как явление небесное?
Он перекрестился и огляделся.
- Бояться нечего, - мягко сказал монах. - За твоей спиной нет
Инквизитора. Не забывай, что я единственный духовник этой экспедиции.
Кроме того, твоя гипотеза не имеет ничего общего с догмой. Впрочем, это
неважно. Чего я не понимаю, так это как небесное тело может передавать и
почему делает это на той самой частоте, что и я. Почему...
- Я мог бы объяснить это, - вставил де Сальседо с дерзостью и
нетерпением, свойственными молодым людям. - Я бы сказал, что Адмирал и
роджерианцы ошибаются относительно формы Земли. Сказал бы, что Земля не
круглая, а плоская, а горизонт существует не потому, что мы живем на шаре,
а потому, что Земля слабо искривлена, подобно весьма уплощенному
полушарию. А еще я бы сказал, что херувимы прибывают не с Луны, а с
корабля, подобного нашему, с корабля, висящего в пустоте за краем Земли.
- Что?! - Его слушатели даже задохнулись от удивления.
- Разве вы не слышали, - сказал де Сальседо, - что король Португалии
тайно отправил корабль после того, как отклонил предложение Колумба?
Откуда нам знать, что сообщения идут не от нашего предшественника, который
заплыл за край мира и теперь висит в пространстве, а появляется ночью,
потому что следует за Луной вокруг Земли? В сущности это гораздо меньший и
невидимый спутник.
Смех монаха разбудил многих на корабле.
- Я повторю твою версию оператору из Лас-Пальмаса, пусть вставит ее в
свой рассказ. Может, ты еще скажешь, что сообщения идут с одной из тех
извергающих огонь сосисок, которые многие легковерные миряне видели тут и
там? Нет, мой дорогой де Сальседо, не будь смешным. Еще древние греки
знали, что Земля круглая. В каждом европейском университете учат этому. И
мы, роджерианцы, измерили ее периметр. Мы точно знаем, что Индия лежит по
другую сторону Атлантики. Точно так же благодаря математике мы знаем, что
летающие аппараты тяжелее воздуха существовать не могут. Наши братья
физики заверяют, что эти летающие объекты всего лишь миражи или иллюзии,
созданные еретиками или турками, желающими вызвать в народе панику.
Лунное же радио вовсе не иллюзия, уверяю тебя. Я не знаю, что это
такое, однако не корабль, испанский или португальский. Откуда бы тогда
взялся этот его непонятный код? Этот корабль, даже если бы пришел из
Лиссабона, все равно имел бы оператора-роджерианина, а тот, согласно нашим
правилам, был другой национальности, нежели команда, чтобы легче избегать
политических пристрастий. Он не стал бы нарушать наши законы, используя
другой код, чтобы связываться с Лиссабоном. Мы, ученики святого Роджера, не
опускаемся до мелких пограничных инцидентов. Более того, у этого
реализатора недостаточная мощность, чтобы достать до Европы, и он
действовал бы через нас.
- Откуда у тебя такая уверенность? - спросил де Сальседо. - Хоть ты и
не веришь в это, но духовника можно перетянуть на свою сторону. Или кто-то
из мирян мог узнать ваши тайны и изобрести новый код. Я думаю, это один
португальский корабль передает другому, может, не слишком удаленному от
нас.
Де Торрес содрогнулся и вновь перекрестился.
- А вдруг это ангелы предупреждают нас о близящейся смерти?
- Предупреждают? В таком случае, почему они не пользуются нашим
кодом? Ангелы знают его не хуже меня. Нет никаких "вдруг", Орден не
допускает их, он экспериментирует и открывает. Он не высказывается до тех
пор, пока не узнает точно.
- Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, - мрачно сказал де
Сальседо. - Колумб обещал команде, что если до завтрашнего вечера не
наткнемся на сушу - повернем обратно. Иначе, - он чиркнул пальцем по шее,
- кхх! Пройдет день, и мы поплывем на восток, убегая от этой зловещей,
кровавой Луны и ее непонятных передач.
- Это была бы большая потеря для Ордена и Церкви, - вздохнул монах. -
Но все в руке Божьей, и я изучаю лишь то, что Он позволяет мне изучать.
С этими набожными словами Брат Проводок поднял бутылку, чтобы изучить
уровень жидкости. Научно установив ее существование, он измерил затем ее
количество и проверил качество, влив все в лучшую реторту - свое огромное
брюхо.
Потом он причмокнул и, не обращая внимания на разочарованных моряков,
принялся с энтузиазмом рассказывать о судовом винте и вращающем его
двигателе, сконструированном недавно в Коллегии Святого Ионы в Генуе. Если
бы три корабля королевы Изабеллы снабдили подобным устройством, заявил
монах, они перестали бы зависеть от ветра. Однако пока монахи запретили
распространение этих изобретений, поскольку опасались, что выхлопные газы
могут отравить воздух, а огромные скорости окажутся убийственными для
людей. Затем он вдруг принялся излагать историю жизни своего патрона,
изобретателя первого реализатора и приемника херувимов, святого Ионы из
Каркасона, который принял мученическую смерть, ухватившись за провод,
оказавшийся - вопреки его мнению - неизолированным.
Оба моряка, придумав какую-то отговорку, удалились. Монах был хорошим
человеком, но агиография [жизнеописание святых] успела им наскучить. Кроме
того, они хотели поговорить о женщинах...
Если бы Колумбу не удалось убедить свою команду, что нужно проплыть
еще один день, события разворачивались бы иначе.
На рассвете моряки воспрянули духом, увидев несколько крупных птиц,
круживших над кораблем. Суша была где-то поблизости; может, эти крылатые
существа прилетели с побережья самого легендарного Чипанга, страны, где у
домов золотые крыши.
Птицы спустились пониже. Вблизи было видно, что они огромны и очень
странны. Их тела имели почти тарелкообразную форму и были невелики
относительно крыльев, размах которых составлял не менее тридцати футов.
Кроме того, у птиц не было ног. Только немногие из моряков поняли значение
этого факта: птицы эти жили только в воздухе и никогда не садились на землю
или воду.
Пока все рассуждали об этом, раздался слабый звук, словно кто-то
откашлялся. Он был так слаб и далек, что никто не обратил на него
внимания, поскольку каждый решил, что его издал сосед по палубе.
Спустя несколько минут звук стал громче, словно кто-то перебирал
струны лютни.
Все посмотрели вверх, головы повернулись к западу.
Даже сейчас они не понимали, что этот звук, подобный дрожанию
натянутой струны, шел от каната, опоясывающего землю, что канат был
натянут до предела и что именно море натягивало его.
Прошло некоторое время, прежде чем они поняли. Горизонт кончился.
Когда они это заметили, было уже поздно.
Рассвет не просто пришел, как молния, он сам был молнией. И хотя все
три корабля попытались резко повернуть влево, внезапное увеличение
скорости и безжалостное течение свели маневр на нет.
Именно тогда роджерианин пожалел, что у их корабля нет генуэзского
винта и парового двигателя. Тогда они могли бы противостоять страшной мощи
напирающего, как разъяренный бык, моря. Именно тогда одни начали молиться,
другие обезумели, а кое-кто попытался атаковать Адмирала; несколько
человек выскочили за борт, несколько впали в оцепенение.
Только неустрашимый Колумб и отважный Брат Проводок продолжали
выполнять свои обязанности. Весь день толстый монах сидел в своей
маленькой будке, передавая точки и тире своему коллеге на Гран Канариа.
Закончил он лишь тогда, когда взошла Луна, словно огромный красный пузырь,
вздувающийся из горла умирающего гиганта. Тогда он стал внимательно слушать
и работал, забыв обо всем, что-то черкая, безбожно ругаясь и листая книгу
шифров. Так прошла ночь.
Когда в реве и хаосе вновь наступил рассвет, монах выскочил из
toldilli с куском бумаги в руке. Он смотрел безумными глазами и быстро
шевелил губами, но никто не понимал, что ему удалось разгадать шифр. Не
слышал никто и его криков:
- Это португальцы! Португальцы!
Одинокий человеческий голос не мог прорваться к их ушам сквозь
нарастающий рев. Покашливание и звон струны были только вступлением к
собственно концерту, а теперь началась увертюра: могучий, как труба
Гавриила, разносился грохот Океана, рушащегося в космическое пространство.